Фентези - Проба без названия

Вступление.

-Давно это было! Да и было ли? Рассказывал эту историю дед мой, а ему тож дед его, а мне получается прапрадед. Глядишь, чаво и подзабыл, старый стал-, закряхтел дед - эх, да мож и не вспомню щас чаво.
Дед Залипхруй начал доставать из-за пазухи трубку, и мешочек табаку.
-Деда расскажи, расскажи,- дергала за рукав девочка с огненно рыжими волосами и морем веснушек на перемазанном личике.
-А ты, Аля, чаво такая чумазая? Вон всю носопырку перемазала!
-А это мы с Зуйкой в сарай лазили, котят смотрели. Знаешь они какие забавные. Маленькие таки к кошке как пиявки присосалися - хихикнула девочка, утирая личико рукавом.
-Смотри, мать то задницу надерет. Вон и штаны перемазала.
-Да и пусть,- отмахнулась девочка - первый раз что-ль!
-Ох, егоза, - улыбнулся дед, развязывая мешочек.
Запахло табаком.
-Ну, оседай рядом, проказница.
Долго ее упрашивать не пришлось, и уже через мгновенье та была рядом.
Дед неспешна, набил трубку табаком и, раскурив ее, поуютнее устроившись на скамье начал свой рассказ.
Девочка, раскрыв рот, слушала.
-Да давно это было! Да и было ли вообще. В те далекие времена и солнце было ярче и небо голубее.
Жил да был в деревне кузнец, Тил звали. Хороший мужик был, работу свою справно делал. Кому коня подковать, кому оградку выковать, вообще занимался кузнечным делом своим с охотой.
И все у него хорошо было. И жена красавица, и работа любимая и дом себе отстроил. Да вот детей бог не давал.
Горевал. Ан вон никак не выходило.
Случилась тут беда в селе - пожар страшный. Дом с кем кузнец соседствовал сгорел, а вместе с ним и хозяева. Спасти смогли тока девочку совсем еще грудную, сиротою ставшую. Обгорела, правда, сильно, лицо обезобразили ее ожоги. Пожалел ее Тил. В дом себе взял.
"Воспитывать буду, как родную"-,так и сказал.
Девчушку ту Зорко звали. Принял ее в дом, дочерью называть стал.
Видать увидели боги, доброту и чистоту сердца Тилова, смилостивились да и решили дать ему все-таки наследника! Забрюхатела жинка его.
Родила ему сына - отцу в радость (будет кому дело кузнечное передать). Нарекли Багулом.
Рос малыш крепким, сильным. В десять годков уже подковы гнул, а вот, все не слава богу, на ум слабоват оказался.
Шло время, рос малый! Вот уже и восемнадцать годков стукнуло, а уму и на все пять не хватало.
Кручинился отец, стареет ведь, надо дело кузнечное передавать, а сыну тока в дудку дудеть да козявы из носа доставать.
Росла и Зорко. Статью хороша была. И грудь высока, в талии узка, бедра широки. Диво, а не девка, кабы не лицо. Все обожженное! Вот уже и девятьнадцать годков как, а жениха не сыскать!
Горевал кузнец: сын дурень, дочь калека. Начал брагой свое горе глушить! Чем дальше, тем круче.
Все реже стал люд к нему обращаться, все реже раздувал он
пламя, все реже стучал его молот…
Глава 1

"Ну, опять эти сопли! И откуда их только стока берется? Нос вроде маленький",- размышлял Багул, по привычке вытирая усыпанный веснушками нос рукавом: "Тякуть и тякуть, на дуде играть мешають".
Закончив процедуру, и размазав содержимое непокорного носа по рукаву, парень приложился к дудке и начал играть. Толстые пальцы порхали по дырочкам дудочки, рождая нечто похожее на мелодию. Надо сказать, что довольно нелепо смотрелся он со стороны вместе с дудой. Посудите сами: роста,поди, метра два в плечах, что в длину то и в ширину (коромысло не вмещалось, на такого рубаху шить, морока одна: скока материала надобно). Сам словно из камня, весь буграми пошел. Кулаки с мальчишью голову. Девки за ним подсматривали, когда купался, такое видели - срам вообще. После не раз ему глазки строили. Настоящий воин. Такому не дуду в руках держать надобно, а меч двуручный, да неприятеля крушить с кличем боевым.
Каждый вечер ходил он прощаться в лес с солнышком, каждый день играл ему на дуде песенки (в деревне песенки недооценивали не только люди , но и собаки. После его музицирования четвероногие начинали завывать, а двуногие материть бедного музыканта). Он сидел на ветке дерева, почти на верхушке старого высокого дуба. Забраться сюда не составило труда. Лазил он, не смотря на габариты, словно кошка. Правда, не каждое дерево могло выдержать его вес. Другое дело этот дуб, такой же бугристый и твердый, как он сам. Правда далеко от деревни, но зато солнышко видать, да и лес как на ладони. Лёгкий ветерок, слегка раскачивал верхушки деревьев. Щебетали птицы, где-то застрочил дятел. Многочисленные белки перепрыгивать с дерева на дерево. Начинался закат. Солнце, устав за день, неспешно покидало небосвод, озаряя его огненно-красными цветами, отражавшимися в зеленых глазах Багула. Небо, словно, запылало огнём.
А дудочка заиграла колыбельную, уставшему солнышку. Дудочка пела, с ней пела и душа Багула, ибо играл он всегда душой, извлекая звуки из самого сердца!
"Спи солнышко. Набирайся сил на день завтрашний, и я пойду",- закончив играть, прошептал Багул, убирая дуду за пазуху. Откинув со лба непослушные русые пряди волос, он начал спускаться с дерева. Надо идти домой, а то Зорко будет беспокоится.

Деревня Карачевка с одной стороны окруженная Рудными горам, а с другой лесом, прозванным Лихолесьем, состоит всего из десяти дворов. Именно через Карачевку пролегает единственная дорога, ведущая в город Загареб - город мастеров, славящийся своим оружием по всей Арии. Лишь только Варповское оружие могло поспорить в качестве с Загаребским , но стоило оно гораздо дороже, так как ковалось в самих Огненных горах, где проживало племя Варпов - маленьких, носатых, покрытых бородавками с ног до головы, карликов. Вообще, вид они имели весьма отталкивающий (и это мягко сказано), да еще обладали весьма вредным характером и необычайно скупы. Ломили они цены за товар громадные, но по правде сказать тот того стоил (ходили слухи, что делают они алхимическое оружие, способное плеваться смертельным огнем – пистоль называется).
Так как богатых людей всегда меньше чем не богатых, а хорошее оружие хотела иметь и вторая категория с приставкой не, то в Загареб, чтоб удовлетворить их запросы, стекалось большое количество перекупчих оружия.
Почти каждый день шли караваны в сторону Загареба мимо деревни. Однако так как до города еще было целый день пути через лес, то купчие частенько останавливались в Карачевке дабы дать отдыху коням, себе и охране. Благо для этого и имелся постоялый двор с кузней.
-Солнце садится отец, привал надо бы,- проговорил молодой парень в модном нынче голубом берете, из под которого торчала косичка чёрных, как смоль волос.
-Я вижу, - буркнул Крут, стараясь не выдать своего раздражения. Он не любил своего будущего зятя. А тот как назло отец да отец или того хуже - папа, да еще с советами. Малец, усы тока расти начали, а учит.
Крут уже стар, как телом, так и духом. Некогда молодой рослый парень с копной огненно - рыжих волос, теперь, по воле времени, превратившийся в старого, сгорбленного седого старика. И если он раньше гордо восседал на коне, то теперь понуро трясся в повозке на подушках.
Силы покидали его. Вот уже 30 лет два раза в год он ходил со своими караванами в Заглеб за оружием, затем возвращался к себе в портовый город Милич, где и перепродавал его купцам-мореходам. На то и жил и надо сказать неплохо так жил, не бедствовал. Дом имел о двух этажах в самом центре Милича, был членом городского совета. Водил дружбу с самим главой города.
Жил Крут вдвоем с дочкой (жена при родах умерла, так больше и не женился), пока не появился он - бедный лицедей, потешавший с такими же оборванцами, как и сам, толпу на ярмарках.
-Познакомься папа- это Эмиль, мы решили пожениться!- сказала тогда дочка.
Открыв рот, так и сел.
-Да как же это? Как жениться? - только и смог пролепетать Крут.
-Здравствуйте, папа!- нисколько не смущаясь, весело проговорил стоящий с ней молоденький красавчик с голубыми глазами.
-Папа!?
Напрасно он втолковывал дочери, что не ровня он ей. Конечно, красивый, стройный, высокий. Одевается, как все модники в кожаные штаны, заправленные в сапоги.………….. Что вон сын главы прекрасный парень посматривает в ее сторону. Ан нет! Твердит мол люблю Эмиля, а не дашь благословение отцовского убегу из дома вместе с ним. И ведь знал - убежит! Вся в мать - настырная.
Так вот на глазах рушилась мечта отцовская - породниться с главой. Но сдаваться Крут не собирался!
-Берг, - подозвал он главного охраняющего. - Как обычно в Карачевке заночуем, а завтра поутру пойдем!
Берг кивнул. Надо сказать, что говорил он очень редко и только по делу. За то и любил его Крут в главные охраняющие брать. Знал, что лишнего никогда не сболтнет, да и рубака отличный и командир хороший. И не мудрено, ведь за плечами у того двадцатилетняя служба в царской армии, что подтверждали многочисленные шрамы на его теле да перебитый в горячке боя нос. Другие наемники его уважали, и подчинялись беспрекословно.
Караван подходил к деревне.

А тем временем в лесу, недалеко от Карачевки, пять человек укутанных в черные плащи, получали наставления от невысокого абсолютно лысого человека. Надо заметить, что абсолютно - это наиболее точное слово, подходящее к описанию этого человека. Ни бровей, ни ресниц, вообще ни единого волоска на теле оного не присутствовало(что подтверждали блудные девки из срамных домов Заглеба).
Черные глаза, говорившего внимательно осматривали каждого. Он сильно и комично шепелявил, но улыбаться поэтому поводу никому не хотелось. Все знали, каков этот шепелявый, знали и боялись. Имя его Кочарус. Правая рука самого господина Шора, хозяина ломбарда в Заглебе. Это официально, а не официально глава всей преступности в городе именуемый в бандитских кругах Доджем. Неофициальная сторона его жизни была известна всем, в том числе и главному порядчику города, который, впрочем, не спешил его арестовывать, так как благодаря именно доджу, он мог контролировать преступность в городе, и еще получать неплохую прибавку к своему жалованию.
-Так, ефе раз пофторяю! Карафан обфстреливаем с деревфьев, но так не фильно, делаем фид нападения. Убифать много не нафо! Так для нафуральности пару офранников убейте, но главная вафа фель молофой фарень, ехать он буфет на серой лофади, в синем берете, эфого щеголя не уфнать труфно! Он долфен быть мефрт, таков заказ!-как мог сказал лысый. Все трое кивнули и надели чёрные капюшены.

«И как я мог тропку то потерять», - удивлялся себе Багул - «наверное, леший - злодей водит!». Он метался по лесу уже добрых минут тридцать в поиске дороги ,ведущей в родную Карачевку. Поломал кустарник, наступил на ежика, испугал молодого лося (хотя кто кого еще и испугал). Затем бегал за ним с корягой, вот мясо было-бы, но оленя не догнал, а заблудился еще больше.
Солнце уже почти скрылась за горизонтом, начинались сумерки. Скоро страшила - тьма накроет лес, а Багул страсть как не любил темноты. Не то что-бы боялся( что он маленький), просто не по себе как-то становилось. А тут еще рассказ вспомнил, что сказывал дед Рол, про мышей летающих и кровь пьющих. Поэтому корягу бросать не спешил и как мог храбрился, стараясь не расплакаться, всхлипывая, вытирал капризный нос по привычки рукавом. И тут он вспомнил, что все тот же дед рассказывал про лешего. Мол, заплутал в лесу никак не выйти. Водил, водил его леший никак не выпускал. Одно лишь средство борьбы с этим окаянным: отматерить его надо по чем зря. И чем крепче слова, тем лучше. Кричать надо громко, чтоб злодей слышал. Тогда и отступится нечистый! Ну, дед и давай материть его, тока так и вышел.
-Так, все, держись сила нечистая,- сказал Багул, и глубоко вздохнув в грудь воздуха начал орать похабщину в адрес лешего, что сам себе удивлялся.
Так матерясь, он и вышел к небольшому лесному озерку. Хотя озером язык не повернется . Скорее болото, заросшее камышами да осокой. Здесь нашли себе уютное пристанище лягухи. Кваканье раздавалось повсеместно, словно зеленые устроили соревнование, кто громче.
Багул устало опустился на траву. Взял лежащий неподалеку «камешек», размером с небольшой кавун, и с горя запульнул его в воду, подняв кучу брызг, распугав местных квакух. Похоже наврал дед, не помогал его метод, а наорался вдоволь, что горло заболело.
-Ишь расквакались, жабы проклятые,- пробормотал Багул, и разревелся.
Слезы градом катились из глаз. Он чувствовал себя одиноким, несчастными и брошенным в этом лесу. Хотелось к маме. Зорко сказала, что мама на небе и от туда смотрит на нас. Вот бы ему к ней на небо. Оно большое, места всем хватит. А как туда попасть, того Зорко не сказала. Сама наверное не знает.
-К маме хочууууу!-еще пуще заревел он.
-Кваааааааааа,- раздалась совсем рядом.
Багул, вытерев слезы, скосил взгляд в сторону. Большая жаба на расстоянии вытянутой руки сидела рядом в траве, наблюдая за ним своими пучеглазыми глазами.
-Что интересно да?
Та не ответила, а лишь продолжала таращиться на Багула, и как ему показалась ухмылялась.
-А ну пошла отсюда!-как можно злостно рявкнул он.
Та не шелохнулась, лишь квакнув в ответ.
-Ах, вот так ты значить? Ну я тебе!
Он схватил огромной ручищей жабу.
-Ну что попалась, тварь зеленая. Сейчас мы посмотрим, кто смеяться будет.
Жаба отчаянно замахала лапами в надежде освободиться.
-Сейчас, сейчас мы посмеемся,- бормотал Багул, что - то ища в траве свободной рукой. -Ага, вот нашел.
Он поднес соломинку ко рту и дунул в нее, как в трубочку, но та была дырявая. Выкинув эту, стал искать другую. Наконец с третьей попытки ему повезло. Жаба словно почуяв не ладное еще пуще замотала лапами, пытаясь вырваться.
-Ну что? -Багул с торжествующим видом поднес соломинку к морде жабы.-Поплаваешь пузыриком, а?
-Квааааа!-протянула жаба.
-Ага,- сказал Багул, поворачивая ту задом.
Его научили надувать лягух мальчишки. Находишь крепкую соломинку, аккуратненько вставляешь ее в зад и надуваешь. Ну, только потихонечку. Скока таких вот лягух перелопалось, пока научился. Потом та не тонет, плывет словно шар. Потеха та еще была.
С довольной ухмылкой, он приступил к процедуре надувания живого шарика.
-Квааа ,квааааааааааспед проклятый! ОООООоооооооо шозе это такое делается!- вдруг заорала жаба.
-А! Кто это? Как это?-растерялся Багул, в недоумении озираясь по сторонам.
-Ты что мракобесник творишь?- не унималась зелёная.
-Ты говоришь,- в недоумении, уставившись на жабу пробормотал Багул.
-Да тут кто хошь заговорит, если в зад…..оооооооооооо! Что уставился дурень? Вытащи эту дубину!
-Ты говоришь? Но лягухи не говорят!
-Мой дорогой мальчик, я бы с удовольствие подискутировал с тобой на эту тему, но видишь ли мне не совсем удобно сейчас с тобой вести наш диалог.
-А?
-Вытащи идиот, пока я те самому чего-нибудь не засунул!
Багул, спохватившись, выдернул соломинку.
-Отпусти меня, зажал как клещами. Вот уж правду говорят: сила есть ума не надо.
-Ой! Я случайно.
Оказавшись на свободе, та завалилась на траву и начала потирать больное место передней такой.
-Случайно он! Сижу никого не трогаю, а тут на тебе! Что я тебе плохого сделала? Тьфу на тебя! - в сердцах сплюнула лягуха.
Багул, понурив голову, виновато топтался на месте, вытирая сопли, которые от волнения текли ещё больше.
– Как я теперь прыгать буду?- Не унималась зелёная.- А плавать? Это ж недели две надо пока зарастет. Хорошо хоть вообще не убил. Нет, хотя убил. Все с голоду подохну, такая вот недвижимая!
-Ну, я это... Простите что так, я не хотел! Давайте помогу.
-Спасибо помог уже.
-Вы, вы первая, которая вот так вот, ну заговорила. А разве лягухи умеют говорить.
-Да нет конечно, а вот я… Ой мамочки! Ой что сделал? Ква-ква!Ква-ква!
-Что, вы сказали? Я не понял?-сказал Багул.
-Ква-Ква! Уйди с глаз моих! Может ещё не поздно!-кричала лягуха.
-Ну, а как же? А помочь?
-Квааааа!-отчаянно завопила на него зеленая, которая от натуги могла уже стать красной.
-Нет, так не пойдёт. Я тебя не брошу.
Лягуха попыталась упрыгать, но с жалобным стоном опять завалилась на траву.
-Все, конец!-проговорила она и закрыла глаза.
-Я тебя не брошу!-вновь повторил Багул.
-Так и останусь мерзкой и зеленой! И откуда ты только взялся на мою голову?
-Я из Карачевки,-сказал Багул, радуясь, что лягуха опять с ним заговорила.
-Пойми,дурень, нельзя мне говорить!
-Отчего нельзя, если можешь?
-Ведь не всегда жабой я был. Сам я ведь сирота круглая. Так бы может и помер бы с голоду, но на мое счастье приметил меня колдун один. Пожалел, взял в батраки к нему. Познавал науки всякие, грамоту постигал. Так до двадцати годков и дожил. Это сейчас я такой, а раньше красавец был писанный, не одну девку перепортил. На мою беду влюбилась в меня дочка хозяина моего. Вот как - то на сеновале он нас и застукал. Меня в жабу превратил, иди сказал с жабами спи, они тебе ровня , а не дочь моя! Речь тебе человеческую оставлю и по прошествии пятнадцати годов, коли не проронишь ни единого слова, снова человеком сделаешься. Я в болото и упрыгал, так то легче. С кем тут в болоте говорить? Почти и срок закончился, а тут вон оно - тебя встретил. Все ну теперь точно помру! Еще пятнадцать лет я не выдержу!
-Ну жа…А звать тебя как?
-Лавреном когда-то звали.
-Послушай Лавруша, ты прости меня, ну не хотел я. Знал бы так не в жизнь. Ты пока погоди, я сейчас тебя возьму и домой отнесу, к Зорко. Она знаешь какая умная, она что - нидь придумает. И рану твою, гммм, подлечит.
-Ааааа!- отмахнулась лягуха.- Делай что хочешь, мне теперь все равно!
-Сейчас, сейчас!
Багул осторожно поднял жаба и начал засовывать ту в за пазуху.
-Остороооожно! Больно же. Нежнее, нежнее,- заворчал тот.
-Ой прости. Слушай а ты случайно дороги в Карачевку не знаешь?
-Нашел у кого спросить! Конечно, я ведь по пять раз на дню в деревню прыгаю, ну там семечки с бабками погрызть, посплетничать.
-Ты у нас в Карачевке был? - искренне удивился Багул.
-Слушай, а ты и вправду такой тупой?
-Нет я не тупой! Багул я!
-А, ну тогда понятно. Ладно пошли поищем дорогу в Карачевку твою
Вот уже битых полчаса они путешествовали от одного дерева к другому. Останавливались возле каждого, после чего жаб заставлял стучать по стволу и класть поклон до земли приговаривая: «прости дедушка дурака непутевого».
- Вон видишь то дерево? Давай к нему,- командовала из-за пазухи жаб. И снова поклон, и приговорить: «прости дедушка дурака непутевого». Он уже счет потерял, сколько поклонов сделал. Начинала болеть спина. Но на все вопросы Багула относительного того, что они делают, жаб только ругался и все повторялось снова. Все больше крепло убеждение, что над ним издеваются, когда вдалеке увидел ту самую тропку, которую он так долго искал. В глазах предательски защипало.
- Нашли! Вон, вон она тропка то, Лаврушенька!
- Фу! Я уж думал не выпустит тебя леший. Обидели его видать сильно. Долго так пришлось прощение у него просить. Ты чего ему сделал то?
- А он сам виноват. Водил меня по лесу, водил.
- Постой, постой. Так это то ты на него похабщину наводил то? Дурень ты окаянный. Он ведь мог тебя так запутать, во век бы не вышел. Эх оставить бы тебя одного что б знал как старших обижать, да над живностью измываться!
Багул виновато опустил голову и зашмыгал носом.
- Ладно, пошли в деревню. Ой как больно-то!- запричитал жаб поуютнее устраиваясь за пазухой.
Багулова тропка оказалась, укатанной дорогой, видавшей не одни пары ног, копыта коней и колес повозок. Именно по ней и ходили многочисленные торговые караваны в Заглеб. Поэтому и неудивительно, что вышев на дорогу, увидели караван. Охраняющие немедля обнажили клиник, и в то же миг с деревьев раздался залп арбалетных болтов.

Глава 2

- Здравствуй, мой дорогой друг! - раздалось за спиной.
Шор вздрогнул. Он узнал этот голос. Как не хотелось, но узнал. Во рту сражу появился противный медный привкус, сердце ускорило свой бег, а тело покрылось холодным потом. Это пришло уже такое забытое чувство, чувство страха.
Он резко развернулся, и упав на одно колено, склонил свою седую голову в почтительном поклоне.
- Ну, ну! Встаньте Шор. Не люблю я этих бессмысленных проявлений покорности - проговорил незнакомец. Опираясь одной рукой о палку, низенький росточком, в грязном плаще и накинутом на седую длинноволосую голову капюшоном, он был похож на проповедника, странствующего по городам и несущего слово божье в массы. Огромный круглый живот, гордо возвышался из под плаща, а на не менее круглом лице играла добрая улыбка. Да и весь вид его был какой то неуклюжий и скорее вызывавший улыбку, нежели страх.
- Я...- Шор закашлялся, вставая с колена - простите. Я очень рад видеть вас! Столько лет, столько... Устали с дороги? Вина, может покушать? Я сейчас мигом, я это...
- Оставь,- отмахнулся незнакомец - ты же знаешь, что не любитель я этих плотских наслаждений. Я присяду с твоего разрешения?
- Какое разрешения, что вы? Вы, да вы, все что угодно!
- Вот и хорошо,- закряхтел, опуская свое грузное тело в кресло. Устроившись, он с наслаждением закрыл глаза, и казалось придремал.
Прошло пять минут. Незнакомец молчал.
Шор стоял перед ним, как вкопанный, не смея пошевелиться, и стараясь даже дышать как можно тише. Одна лишь мысль, словно дятел дерево, барабанила его голову. Зачем он здесь? Зачем? Если сам прибыл, значит что - то серьезное, что - то серьезное!
- Я все знаю! - тихо проговорил толстяк, не открывая глаз - и вот знаешь мой, дорогой, еще думаю, что же с тобой делать? Как мне поступить?
- Простите, в чем моя вина? - вновь падая на колено, и приклонив голову
спросил Шор.
Незнакомец открыл глаза. И хотя он все еще улыбался, глаза его... В них светилась ярость. Они были абсолютно черны, без какого-либо намека на белизну.
- Вы люди очень слабы! Как в физическом, так и в духовном смысле. Ты один из выпускников храма, и ты подвержен порокам. Мне горько - это признавать, но я ошибся в тебе. Зачем ты оставил девочку в живых? Сыграла та самая человечность, да?
- Великий, я... Ведь она может быть моей дочерью. Я не смог. Я видел как огонь начал пожирать ее и я, я не смог, не смог...
- И ты вынес ее!
- Да, великий.
- И ты ослушался меня. Ты хоть понимаешь, чем она опасна? Вы одарены силой, и вы не должны плодиться. Вы просто не способны на это. Это аномальное явление. Ты понимаешь, что в сила в ней может проявиться в непонятном нам вектре. Пока, затворник не узнал о ней! Ведь он впервые может заполучить ученика.
- Я виноват!
- А я ведь еще думаю, что с тобой делать! Я простил тебе твою страсть, и разрешил тебе устранить свою оплошность, но ты и здесь проявил свою слабость. Зачем ты мне такой нужен?
Незнакомец не спрашивал, он рассуждал в слух, решая судьбу замеревшего от ужаса Шора.
- Конечно, душа мне твоя пригодится, но мне нужна и стихия воздуха. Нового мастера подготовлю не скоро, но зачем мне этот, если не контролируем? А все - таки такой материал жаль терять. Мммда, вот задачка! Одно хорошо, что некому ее наставлять, и она не может развить свою силу. Ну, коль она жива, и я полагаю, уже прожила небольшой временной промежуток, то мне бы хотелось получить этот материал для исследований. Теперь она мне нужна, причем нужна живой, и чем скорее, тем лучше, пока об этом не узнали другие храмы. А самое главное не узнал ее наставник. Ведь он может и выйти из подземья. Я полагаю ее хранитель тоже рожден. Мне он не нужен, его можешь убрать. Надо поскорее стереть эту досадную ошибку. А после я решу твою судьбу, мой дорогой друг.
Незнакомец вновь закрыл глаза. Беззаботная и добрая улыбка плясала вновь на лице.
- Ну что же, коль мы решили наши противоречия… Теперь можно потешить яствами тело. Распорядись. А тебе, я думаю, есть чем заняться!
Шор вскочил на ноги и кланяясь, попятился в сторону двери.

Когда ударил залп, Багул сначала ничего не понял. Он подумал, будто это пчелы и, причем очень, очень быстрые пчелы, крупные такие черные пчелы. Одна из них больно обожгла плечо. Он визгнул и схватился за рану. Из - за пазухи раздался крик: " Падай дурень, падай!"- что и поспешил сделать Багул - "Ай, ой, не задави, медведь косолапый!".
Он уже начал догадываться, что это никакие и не пчелы. Разве могут пчелы так быстро летать, да еще и вышибать из человека, такие большие куски кровавого мяса. Приподняв голову, он наблюдал за кровавым зрелищем. Тут и там раздавалось противное хлюпанье, когда "пчелка" попадала в цель. Кто - то с криком, полным боли, падал с коня и продолжал стонать, кто-то замирал с предсмертным хрипом. Кони истошно ржали, чуя запах человеческой крови и смерти.
-Они на деревьях, под повозки, под повозки, сукины дети! Ведь перестреляют всех! - орал старый мужик с шрамом на лице. Видать главный. Багул послушавшись, по пластунски полез под повозку, благо та оказалась совсем рядом и от туда украдкой выглядывал. Благо поглядеть было на что.
Однако странное дело. " Пчелы", убив пару человек, устремились все к ярко одетому молодому человеку в берете, но достичь цели никак не могли. Такой скорости Багул еще не видел. Казалось, в руках удивительного парня живут молнии, так быстро двигались мечи в его руках, создавая преграду, через которую не могли «ужалить пчелы», причём, проделывая все это, сидя на лошади.
Рой все усиливал свою силу, вонзив пару жал в бедную лошадь. Та заржала и встала на дыбы. Тут же в мясо несчастного животного еще впились многочисленные «пчелки». Обреченная лошадь захрипела и начала заваливаться на бок. Нерастерявшийся наездник отбросил оружие и в невозможном кульбите спрыгнул с лошади, кувыркнулся , при этом успев метнуть нож в сторону, откуда велась стрельба. Тут же с дерева тяжелым мешком упала фигура в черных одеждах. Удивительный боец уже успел спрятаться за повозкой из-под которой то и дело выныривала голова Багула.
Багул лежал, открыв рот, наблюдая за происходящим действом. Теперь уже стало совершенно ясно, что "пчел" интересовал только этот странный парень, ведь обстрел велся только в его сторону. Укрывшись под повозкой, которая в тот же миг была нашпигована тяжелыми металлическими болтами, воин, а в том, что это воин Багул нисколько не сомневался, оказался рядом с ним.
- Я это, может помочь! - только и смог проговорить потрясенный Багул.
В ответ, тот лишь усмехнулся краешками губ. Он сжал кулаки, когда из- под рукавов куртки с веселым звоном одновременно выскочили две небольшие пики. Перекатившись на спину, резко вскочил на ноги и побежал к деревьям, со стороны которых летели «пчелы». Нападавшие, видать, не ожидавшие такого, замешкались и на мгновенье прекратили стрелять. Через секунду бандиты вновь открыли огонь, но попасть не могли. В считанные мгновенья парень оказался у деревьев, когда сверху спрыгнули четверо и со всех ног начали улепетывать вглубь леса. Парень было бросился в вдогонку, но остановился. Развернувшись, пошел в сторону убитого разбойника. Теперь пики были спрятаны. Метательный нож попал тому в глазницу, убив мгновенно. Оставшийся глаз стеклянным взором смотрел в небо.
Из - под телег начали вылезать уцелевшие охраняющие. Берг спешил к повозке Крута. Тот был цел и невредим. Странное дело, но в повозку не попало ни единого болта.
-Как вы, почтеннищий?
-Ох, и стар я стал для таких путешествий, - вылезая из под панциря дельфийской черепахи (как известно панцирь этой дорогой живности, обитающей в теплых водах далекой Дельфии стоил больших денег, и по своей крепости превосходил любую броню),- что это было?
- Нападение, похоже разбойники. Один из них убит. Остальные бежали. Атаковали с деревьев, похоже на арбалеты. Судя по шквалу огня их было человек пятнадцать...
- Их было пятеро, - перебил, подошедший Эмиль. Щегольски синий берет куда-то запропал. Аккуратно зачесанные в хвост волосы теперь были растрёпаны, а красивый мундир перемазан грязью и порван. - стреляли вот из этого оружия. Арбалет оказался многозарядным. Похоже очередное творение Варпов.
Крут так посмотрел на подошедшего Эмиля, будто увидел мертвеца.
- Да, что ты лезешь. Встревает тут, малец, - вдруг взорвался Шор - штаны то наверное мокрые от страха.
Желваки на лице Эмиля вздулись, в глазах зажглась ярость. Берг, испугавшись за своего нанимателя, положил руку на рукоять меча. Он всегда был готов к схватке, и меч его остановил уже не одну жизнь, но здесь после увиденного, в своей победе был не уверен.
- Вот это да! Я такого не видывал еще, - вдруг раздалось у них за спиной. Багул, поднявшись с земли, подошел к ним и полными восхищения глазами во всю таращился на Эмиля, не забывая по привычки вытирать нос рукавом - как ты их, ну этих летающих. А этого ножом раз и все. А меня научишь так?
- Что это за пугало? - возмутился Крут.
- Это Багул, почтеннейший. Из Карачевки он, - радуясь, про себя, появлению деревенского дурачка ответил Берг.
- Ага! Точно! Багул-это я! Мы тут с жабой в деревню идем, а тут такое...
- А, уберите его! Надо до темна в деревню попасть, пока разбойники опять не вернулись. Разберись тут со всем..., и ходу, ходу!- проворчал Крут задергивая полог своей кибитки.
Совсем немного понадобилось времени, чтобы оценить обстановку. Погибло двое, их тела погрузили в одну из кибиток. Такова жизнь наемника. Сегодня ты на коне молодым здоровым и сильным, а завтра в кибитке холодным куском мяса в компании мух.
Крут так и не выходил из своей кибитки. То ли боялся за свою жизнь, то ли не хотел видеть Эмиля. Охраняющие, с опаской косились на деревья, нахлобучив на себя все средства защиты, вплоть до шлема. Сколько раз ходили с караваном по этим местам и такого не случалось, вот и позволили себе расслабиться. Вот и поплатились. И пусть жарко в доспехах, пусть потом вонять будет как от хряка старого, зато глядишь жив останешься.
На Эмиля теперь смотрели с уважением. А Багула так вообще заткнуть не могли. Все клянчил, научи да научи. Так еще достал из-за пазухи жабу страшную, разговаривал с ней, и очень на нее обижался когда та не отвечала. Дурачок, что с него возьмёшь!
Перепуганные лошади не пострадали, кроме одной. Молодая красивая лошадь, которую выбрал Эмиль, и на которой он гордо восседал все путешествие, теперь лежала на боку. Из живота и крупа торчали перья арбалетных болтов, жадно впившихся в плоть бедного животного. Она дышала с хрипами, слабо дергая ногами. Умные черные глаза, казалось вопрошали у людей: " За что? Ну сделай те же что-нибудь, помогите мне!"
Эмиль подойдя к лошади, опустился на колени.
- Сейчас милая, сейчас все кончится, сейчас. Прости!
И перерезал той горло, прекратив страданья.
Багул расплакался. А ... громче и резче чем обычно отдал команду, и караван тронулся в путь.
Эмиль теперь трясся в одной из пустых повозок в компании Багула.
- Жалко конюшку. Жалко! - плача, проговорил он, гладя по голове, высунувшуюся из- за пазухи огромную жабу, во всю таращившуюся на Эмиля.
- Поверь, так ей лучше. Она бы все равно умерла бы. Зачем ей мучаться. Славный был конь, и смерть приняла славную, пала в бою.
- Я знаю, а все равно жалко. Она ведь безобидная, никому зла не делала...
Эмиль вздохнул.
- А ты кто будешь?
- Местный я, Багулом звать. Я тут недалеко, из Карачевки, - сказал он уже переставая плакать, лишь иногда всхлипывая и вытирая, еще обильнее чем обычно, текущий соплями нос.
- Тут то, как оказался?
- Ааа,- махнул рукой Багул - солнышку доброй ночи ходил пожелать, да на дуде поиграть. Там в лесу место такое красивое, горы видно - красотища. Потом заблудился, спасибо ... помог выдти, а то сгинул бы наверное в лесу.
- А ...это еще кто?
- Да жаб это. Говорящий он. Я его надуть…
- Квааааааа, - раздалась громкая трель лягухи.
- Говорящая, говоришь! Хм, интересно.
- Да, да говорящий. Эт, он сейчас молчит, только квакает, а раньше говорил. Может испугался, а может из вредности. Он знаешь вредный какой?
- Кваааа,- подтвердил жаб.
- Вредный, наверное знаю,- проговорил, Эмиль с интересом посматривая на зеленого.
Тот, квакнув, скрылся за пазухой.
Темнота все активнее вступала в свои права. Уже завели свою трескучую песнь сверчки, когда караван въехал в деревню, встретившую их вкусным запахом свежеиспеченного хлеба и лаем собак.
- Коней до кузни, пусть их кузнец посмотрит. Потом на постой. Завтра по утру выезжаем,- распорядился Крут.
Глава 3.

Кочарус гнал своего коня обратно в сторону Карачевки. Всего час назад он неспешно скакал совершенно в другую сторону, наслаждаясь запахом леса. Раздав все указания подчиненным об убийстве этого мальчика, и нисколько не сомневаясь в успехе дела, он намеривался к утру быть в .. Но вон оно как вышло. Мастер послал к нему свою птицу с вестью о том, что ему нужна девчонка из деревни. Доставить её не немедля. И зачем она ему так срочно?
Привязанность к этой девке, мастер питал давно. С самого ее детства, опекал семью, тайно передавая деньги на содержание её отцу, который их с удовольствием пропивал. Иногда наведывался к ним в Карачевку. Но не конкретно к ним, а останавливался у старосты(тот из кожи вон лез, что бы гостю угодить). И всегда в кузню зайдет, всегда на нее так смотрит. Со стороны вроде и не заметно, но он то знает своего мастера. Сначала думал похоть, но тут взгляд другой, словно отцовский.
А девка страшная! Хотя, сейчас подросла, фигуру заимела под стать любой красавицы, но лицо! Лицо обожженное. Тряпицей закрывает, словно невольницы восточные. А глаза голубые, голубые. Как посмотрит бывало, словно в душу глядит. Что-то в ней не то, что- то не так! Пытался разузнать о ней у мастера, но тот резко осек его. Больше и не спрашивал, а поразузнал по местным. Оказалась дочка она кузнецу не настоящая, а приемная. Родители ее приезжие дом купили по-соседству с кузнецом, почти на самой окраине. Особо ни с кем не общались, как сказал староста:"никому зла не делали, да и мы им тоже". Но вот беда, прожили недолго. Пожар унес жизни родительские, чудом оставив жизнь маленькой девочки.


С самого утра Зоряну мучило предчувствие и причем совершенно нехорошее предчувствие. Такое у ней бывало, как буд-то тяжелый камень внутри привязан, и тянет, тянет. Она и сама не знала, откуда бралось -это самое предчувствие, но оно никогда ее не подводило.
Быть беде!
Отец снова пьян и спит в сарае. Багул ушел с Солнышком прощаться, а она занималась по хозяйству.
Вообще весь дом держался на Зоряне. Багул старался помогать, но толку от такого помощника: печку растопить -сам обжегся и чуть дом не спалил, воды принести -так чуть в колодец не упал(вернее упал ,хорошо , что большой как медведь -застрял словно пробка в бутыли, тока ноги из колодца торчали. Потом орал на всю деревню, чтобы вытащили) .
Отец уже давно не брал в руки молот, сдал он сильно после смерти мамы. Пил много. И откуда только брагу брал? Как он говорил в редкие минуты трезвости: «Горе свое в браге топлю». От того кузня теперь тоже на ней оказалась. Караваны приходили, коней подковывала, то и доход семье был. Поначалу с недоверием на нее купчие смотрели. Мол ,девка и кузнец, да еще и лицо тряпицей закрывает, будто разбойник. Но со временем недоверие ушло. Работу она выполняла справно, еще лучше прежнего кузнеца. Так и заменила она отца своего на кузнечном поприще.
Страшная, страшная, а бывало, приставали к ней охраняющие. Зажимали. Открой, мол личико, ручищами лапали стан девичий аппетитный. Вот тут Багул и оказался помощником незаменимым! Давил, так сказать, своими габаритами! Его Зоряна научила, мол свистну так беги ко мне и лицо страшное делай, рычя, как вепрь весной после спячки. Видя бегущего двухметрового детину, поширине в двери тока боком пролезет, с кулаками словно молоты, да еще и рычащего, охраняющие предпочитали оставить свои намеренья в отношении девки-кузнеца, спеша поскорее ретироваться. Те кто давно ходил с караванами уже знали, что дурачок и мухи не обидит, но к ней уже не приставали.
А камень в душе тянул и тянул!
"Пойду - ка я Багула встречу" - подумала Зоряна. -"Неприятности всегда с ним рядышком за руку ходят".
Накинула на плечи теплую шаль, поди сентябрь на дворе, а не июль. Но уйти не успела. В деревню входил караван. Тут же забрехали собаки. Повыскакивала ребятня, во все глаза таращась на охраняющих. Засуетился народ. Караван в деревне событие которое всегда ждут, прежде всего из-за денег. Ведь чего греха таить на то и живём. Навстречу, спешно одеваясь на ходу, выскочил староста, тут же побежав в сторону кибитки главного, сдергивая с головы шапку и низко кланяясь.
Ну где же Багул? Впереди её ждала бессонная рабочая ночь, и кто будет помогать? Подержать,подать, постучать. Без него никак. Вздохнув, она побрела в кузню.
-Зорко, Зорко,- вдруг раздался за спиной голос. Так называл её только один человек. Она обернулась и увидела со стороны каравана огромную фигуру брата.
-Багул!- облегчённо прошептала она.
-Зорко это я!- орал он.
Она махнула ему рукой, подзывая подойти.
-Иду, иду!
Он долго жал руку какому-то парню с растрепанными волосами и побежал к ней, чуть не задев одного из охраняющих.
-У меня беда!-затараторил он, едва подбежав.
-Что, какая беда?
Этого ещё не хватало.
-Ну я тут это! Вообще!
-Да не мямли ты?-рассердилась она.-Караван пришел, работы на всю ночь!
-Я виноват! Понимаешь, тут Лавруша… И я его надул… А он говорящий…
-Ба